Я впервые стал интересоваться Россией еще в детстве. Мы жили во Флориде, и моя мама изучала искусство и живопись. Ей посчастливилось встретиться с замечательной русской женщиной по имени Татьяна Уокер – известной художницей, которая, как оказалось, жила неподалеку со своим американским супругом.

Я рос в Америке, и в моей школе ежемесячно проводились занятия по подготовке к неминуемому ракетному удару Советского Союза по нашим городам, так что я знал, насколько хрупок мир и как преходяще все в нем из-за этой угрозы. Думаю, в вашем детстве была такая же пропаганда в отношении США и такое же «промывание мозгов», воспитавшее целое поколение людей, уверенных, что между человечеством и концом света всего одно нажатие «красной кнопки».

Зная, что эта женщина в нашем городе, и видя, как любит и уважает ее моя мать, я начал задавать себе вопрос: как так получилось, что мы позволили себе подойти к краю цивилизационной пропасти? Татьяна любила русскую культуру и скучала по семье и родному дому, но она ненавидела тоталитарный режим, который, душа свободу и творческие порывы, убивал, по ее мнению, российский дух.

Глядя на Татьяну и то, как моя семья относилась к ней, как слушали ее рассказы о древней и современной культуре России, я начал размышлять о причинах этого конфликта. Вскоре я понял, что для того, чтобы это выяснить, мне нужно изучить, в чем различия между нашей капиталистической моделью экономики, основанной на открытых демократических институтах, и теорией жесткого госрегулирования по марксизму-ленинизму, приведшей к появлению тоталитарной командной экономики – этой аристократии XX века в новой упаковке. И уже в юном возрасте я решил стать экономистом.

Будучи американцем, я вырос в обстановке обширных свобод для граждан, на собственном опыте ощутил выгоды свободного рынка и демократии, и это сформировало все мои представления о мире. Но вместе с тем я счел необходимым изучить и альтернативные модели, такие как советскую, коммунистическую китайскую, а также различные варианты госкапитализма и диктатур в Латинской Америке и Азии.

По ходу исследований я понимал, что рыночная экономическая теория, подкрепляемая многочисленными демократическими рычагами сдержек и противовесов, не будучи совершенной, тем не менее порождает наиболее эффективную систему распределения экономических ресурсов и управления обществом и стимулирует индивидуум к кропотливой и продуктивной работе, приносящей богатство. Я чувствовал, что человеческий образ мысли еще не эволюционировал до создания общественно-экономической системы, которая была бы более совершенна, чем рыночная.