Пока в московском Кремле силятся вопреки всем политическим и экономическим препонам найти пути возвращения новой России позиций глобального инновационного лидера – статуса, которым страна заслуженно владела в мире лет сто назад, – регионы изо всех сил стараются осознать себя главными драйверами этого процесса и привести свою экономику в соответствие с этим осознанием. Нижегородская область – один из таких регионов. Некогда значимый в Европе торговый центр, «карман России», как его называли в старину, Нижний в советские годы серьезно сдал позиции, став малоприметным для окружающего мира «закрытым» городом, работающим на «оборонку». Но сейчас это динамичная российская территория, рвущаяся на передний край конкурентной борьбы в стране и за ее пределами. И, похоже, крупнейший нижегородский университет, ННГУ, знает, как туда попасть.
Наэлектризованный идеями обновленной команды рыночно мыслящих руководителей, Нижегородский государственный университет им. Н. И. Лобачевского (ННГУ) стремится стать неким новым магнитом для единомышленников. Вуз в числе лидеров в Приволжье, и вот уже не одно десятилетие у него репутация страстного исследователя, вгрызающегося в неосвоенное и неизведанное со всех сторон – правда, не всегда в направлении, интересном в первую очередь рынку. Но теперь, выйдя на стезю прикладных инноваций, университет примеряет на себя еще и роль брокера, сводящего вместе фундаментальную науку – главный и неоспоримый козырь ННГУ – и сферы ее коммерческого приложения.
Во главе команды университетских «рыночников» проректор Кендрик Уайт, американский предприниматель, которого близко знающие его коллеги за глаза называют по-доброму «наш рыночный заводила». Кендрик и его люди ставят на внедрение международных практик в работу вуза и приглашают присоединиться к этому динамичному движению многих из числа «тяжеловесов» коммерциализации технологий со всего мира.
В уходящем месяце был дан старт серии мастер-классов на эту тему под названием KomTech 2014. Локомотивом нового начинания стал Центр коммерциализации технологий (ЦКТ), буквально недавно, в декабре 2013 года, созданный в ННГУ по инициативе «заводилы».
Местные инноваторы и ученые встретились на мероприятии с весьма знаковым набором отечественных и зарубежных профессионалов, глубоко понимающих рынок и имеющих опыт вложения собственного рискового капитала в технологические проекты. Редактор Marchmont News побеседовал с некоторыми из них, чтобы выяснить, что, на их взгляд, России пока не хватает для успешной конкуренции на мировых рынках инноваций, а также сказка или же реальность дня завтрашнего идея о том, что из стен российского университета может выйти «новый Google».
Илья Дубинский, д. ф. н., директор Центра предпринимательства и инноваций Сколковского института науки и технологий (Сколтех), сказал, что при всем многообразии всевозможных технопарков и инкубаторов по стране России для выхода из глобальной технологической «тени» банально не хватает времени: Это быстро не происходит. Как с рождением ребенка: быстрее девяти месяцев он не рождается. Нужно просто продолжать работать. Мне кажется, это как раз тот процесс, когда количество должно в какой-то момент перейти в качество. Вы посмотрите: вся наша венчурная индустрия не старше 10 лет. Были исследования, которые совершенно недвусмысленно показывали, что инвесторы «вырастают» не быстрее чем за 15 лет, потратив не меньше чем треть своих средств. Нет, конечно, есть и более удачливые, но 15 лет – это такой нормальный «период полураспада», если угодно. Еще немножко, и вот эти фонды, которые проинвестировали пять – семь лет назад, должны себя реализовать. Это должно пройти. Люди должны научиться и на своих ошибках, и на чужих ошибках.
Я в начале 2000-х проводил на Физтехе (МФТИ) неформальный опрос, и студенты-старшекурсники в большинстве своем говорили, что по окончании они хотят работать в «Газпроме», в крупных банках – в общем, в крупном бизнесе. А если сейчас провести подобный опрос – что я, кстати, и сделал, – то значительный процент студентов (30-40%) ответят, что им хочется делать свои компании. Здорово! Это очень значительное изменение за очень короткое время. Да, возможно, они сначала еще пять – десять лет что-то там другое поделают. Но если Россия сейчас опять не поменяет в корне вектор своего развития, то все это материализоваться может.
Если же власти скажут: «Так, все, инновации эти надоели к чертовой матери, закрываем все эти проекты! «Роснано» неуспешна, РВК неуспешна, Сколково – вообще ужас!» – и предложат еще лет 10 – 15 потерпеть, то, конечно, безумное количество денег и сил окажется потраченными зря. Я понимаю чиновников, им нужно отчитаться за государственные деньги. Но дело в том, что подобного рода изменения в направлении движения страны занимают не одну декаду, и планирование краткосрочное здесь вряд ли реализуемо».
На вопрос, есть ли хотя бы малая вероятность того, что в российском вузе появится какая-то действительно прорывная инновация мирового уровня, а не вариации уже имеющегося, что чаще всего и происходит, г-н Дубинский ответил, что он этого не исключает, однако и здесь России кое-чего недостает:
Дело в том, что если мы говорим о серьезных технологиях, то они предполагают очень серьезные вложения денег и достаточно длительное время, необходимое, чтобы технологии прошли все стадии от лабораторной идеи до продукта. У нас сейчас практически отсутствуют в стране отдельные элементы, которые как раз и помогают проделать этот путь. То, чем занимается Центр коммерциализации технологий в ННГУ, – а именно помощь профессору или исследователю в преодолении дистанции от лаборатории до того состояния, когда идея или открытие становится интересным для инвесторов, – практически везде отсутствует.
Когда ты делаешь в лаборатории открытие, ты думаешь о чем-то одном, о каком-то одном свойстве. А продукт – он представляет собой совокупность очень многих свойств. В частности, если ты синтезировал что-то с низкой диэлектрической проницаемостью, не факт, что вся индустрия бросится с тобой разговаривать, потому что им интересны еще и термические свойства, и механические свойства, и неядовито ли это, и совместимо ли это с их производственным процессом, и т. д. Поэтому, чтобы с тобой стали серьезно разговаривать, как минимум, необходимо показать, что ты догадываешься, что тебе нужно об этом подумать.
На деле почти никто об этом не знает и этого не понимает. Поэтому нужно разрабатывать программы, в рамках которых привлекать менторов из индустрии, чтобы помогать профессорам начать разговаривать с индустрией. И такие программы не стоят больших денег, кстати. И наставника можно найти дешево или даже бесплатно, и не то чтобы речь шла о том, что ментор потратит год на то, чтобы довести какой-то проект до некоего приемлемого и патентуемого состояния.
И, тем не менее, вот этот кусок отсутствует. И некоторые другие компоненты отсутствуют. Но они со временем придут. Люди все же общаются, друг на друга смотрят, у кого-то это получается – значит другие поймут и начнут делать так же.
Ян Хэмфри-Смит, президент московской частной компании «Сколково РусИнновации» (СкРИ), не сомневается в том, что российским университетам по силам придумать прорывную технологию, которая потрясет мир, – технологию, скажем, уровня WhatsApp (калифорнийского сервиса мгновенного обмена сообщениями, у которого российские корни и которого «Фейсбук» приобрел несколько недель назад на 19 млрд долларов за способность проекта произвести революцию в смс-общении). Впрочем, полагает Ян, чтобы выпестовать подобный проект, инвестору недостаточно будет всего лишь умения разработчика с ним разговаривать на бизнес-языке. Более того, его компания, судя по всему, предлагает то самое «недостающее звено»: «Россиянам нужно осознать, что цикл развития технологии длится в среднем семь-восемь лет. А, согласно статистике, 88% лучших стартапов в мире распадаются в первые четыре года. То есть, если вам посчастливилось попасть в оставшиеся 12%, то по истечении семи-восьми лет ваш показатель по возврату инвестиций (ROI) окажется привлекательным.
Нам нужна бизнес-модель, которая одновременно поддерживала бы эту обширную прослойку университетских МИПов ранних стадий и обогащала инвесторов. Инвесторы не желают ждать десять лет, им в России нужно стать богатыми за два-три года. Наша бизнес-модель решает как раз вот эту дилемму. За три года удвоение или утроение ROI – но при этом помним, что технологический цикл у нас минимум семь, а, может, и десять лет. Поэтому мы отделяем технологический цикл от цикла возврата инвестиций».
Как пояснил Ян «Марчмонту», это станет возможным через реализацию идеи наделения российского интеллектуального капитала всеми признаками биржевого инструмента, а конкретнее, его «фьючерсизации»:
«Фьючерсизация» предполагает выстраивание контрактных отношений с такими партнерами, как ЦКТ ННГУ, и привлечение в нашу систему проектов, которые имеются у них в «загашнике» в данный момент. Но на самом деле нам еще более интересно то, что у них там окажется в будущем году и через два года. На этом мы намерены из интеллектуальной собственности создавать торгуемый биржевой продукт.
Мы полагаем, что России это необходимо. Российские инвесторы не хотят более швырять деньгами. Даже если кто по инерции и хочет, то, потеряв деньги раза три, он от этого желания избавится. Бизнес-модель должна учитывать краткосрочные потребности инвестора. Мы смешиваем высокорисковый и низкорисковый капитал и хеджируем все свои инвестиции в проекты ранних стадий в течение года двумя-тремя вложениями в проекты продвинутой стадии развития и еще несколькими инвестициями в проекты на средней стадии. Этого достаточно, чтобы инвесторы были довольны. А по прошествии семи-восьми лет у вас в обойме целое созвездие проектов-«звезд» – ведь вы столько лет поддерживали в них жизнь.
Инвестируя в стартапы, вы должны обеспечивать потребности проекта на срок до десяти лет, а не надеяться на быстрое обогащение за пару лет. Эту истину России еще предстоит понять.
Саймон Данлоп, сооснователь еще одной московской компании Dream Industries, считает, что строить по России технопарки и бизнес-инкубаторы – это хорошо, но без развития и поддержания экосистемы свободного предпринимательства и креативности во все эти проекты недвижимости жизнь не вдохнешь. Делясь своими мыслями о «новом «Гугле», он предложил взглянуть на идею несколько с иного угла зрения. Создать концепцию, способную перевернуть мир, – это одно. А вот удержать росток проекта на родной земле – совсем другое:
Это вопрос, который затрагивает самые основы проблемы. Google был создан россиянином, но не в России. Аналогично можно вспомнить множество историй успеха прорывных технологий, задуманных людьми из стран СНГ, но доведенными до ума не дома. (Саймон привел в качестве примера успешный путь, пройденный авторами проектов Evernote, WhatsApp и целого ряда удачных проектов в Израиле.)
Я думаю, более чем вероятно, что мы станем свидетелями появления из стен российских университетов прорывных технологий. Но еще очень многое предстоит сделать, чтобы раздуть искры инновационного пламени, сделать так, чтобы технология пустила корни здесь, в России, и не утекла за рубеж еще на раннем этапе. Это невозможно сделать без выстраивания правильной экосистемы для инноваторов – того, чем уже озаботился ННГУ им. Н. И. Лобачевского».