Сканирование, вычитка, fb2 Chernov Sergey http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=629085
«Классики теории государственного управления: Управленческие идеи в России / Факультет государственного управления МГУ им. М.В. Ломоносова; Редкол.: А.В. Сурин (председатель), Ю.Ю. Петрунин (отв. ред.) и др.»: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Москва; 2008
ISBN 978‑5‑8243‑0935‑5
«Организация производства как проблема прежде всего была уделом и даже «профессиональной тайной» предпринимателя. Еще и теперь есть такие течения, принимающие нередко «научный» характер, в которых предпринимательское начало считается решающим в организации производства. Такова французская школа Файоля с ее высокой оценкой активности и изобретательства в области организации. Крайний субъективизм, некое идеалистическое начало – характерные черты этой доктрины. Значительно выше, объективнее, убедительнее становится трактовка проблемы организации производства, когда она принимает характер рационалистической доктрины…»
Совершенно исключительные условия работы ЦИТа дали возможность постоянно сопоставлять состояние науки об организации производства с громадными практическими запросами. С самого начала нашей работы мы стремились к тому, чтобы теория и практика не только были бы в обычном отношении чистой науки и поля ее приложения, – нет, не только так. Мы стремились, а теперь все более и более стремимся все время обставить нашу практику контрольными данными, мы стремимся так «препарировать» практику, чтобы она в своем проявлении была обставлена исследовательскими работами. При таком положении уверенность и решимость в построении теории получается не только в результате чисто внутренней гармонии тех или иных положений, определений и расчетов, а и в широте приложения данного метода.
И если прежде принцип «узкой базы» был победоносен для нас как метод, то широкое поле нашего практического действия настоятельно звало нас к системе.
Система создавалась постепенно: это было именно в результате перехода от вида к типу, от практического объекта к множеству объектов. И может быть, у нас не было бы никогда такой жажды системы, как в период широкой практической работы.
Соприкасаясь в своей деятельности с громадным и разнообразным полем работы, мы совершенно неизбежно стали вырабатывать не только метод, но и стандарты методов. От метода мы перешли к методологии. Словом, мы живем как никогда в период созидания не только «метода ЦИТа» как способа формирования рабочей силы для производства, а в период создания научной школы в области организации производства. Вот эта школа, эта «своя дорога» и позволяет отдать отчет в том, в каком же именно состоянии находится проблема организации производства как наука.
Организация производства как проблема прежде всего была уделом и даже «профессиональной тайной» предпринимателя. Еще и теперь есть такие течения, принимающие нередко «научный» характер, в которых предпринимательское начало считается решающим в организации производства. Такова французская школа Файоля с ее высокой оценкой активности и изобретательства в области организации. Крайний субъективизм, некое идеалистическое начало – характерные черты этой доктрины.
Значительно выше, объективнее, убедительнее становится трактовка проблемы организации производства, когда она принимает характер рационалистической доктрины, как часть общего внедрения в современную технику научных начал, т. е. когда вместо техники как эмпирической проблемы практиков‑изобретателей появилась наука о технике, т. е. технология.
Собственно говоря, именно с того времени, как появилась технология как наука, с того времени и начинается внесение научности в организационные проблемы производства. Более того: технология послужила началом не только организации производства как научной проблемы, она явилась истоком постановки вопросов по изучению человеческого труда[1]. С этой точки зрения наука о человеческом труде может называться трудовой технологией.
Тэйлор был первым (и до сего времени не превзойденным) инициатором науки об организации производства. Он внес начала измерения в такие производственные процессы и в такие трудовые процессы, которые еще не были покрыты так называемым машинным (а следовательно, объективным) рабочим временем. Он же довел до теоретически возможных пределов и само машинное время, подчинив его началам экономического использования.
Однако Тэйлор не дал системы, не дал попытки раскрыть организацию производства и труда как единого все время совершенствуемого агрегата.
Тэйлор, опираясь на труды Адама Смита (а в то же время на труды французских энциклопедистов), раскрыл более чем кто‑либо аналитическое начало в производстве.
В его учении не выступало синтетическое начало, так решительно проявившееся у Форда[2] и в свое время предсказанное Марксом[3].
Тэйлор, давший не только анализ по операциям, но и по отдельным приемам, давший изумительный прогноз расчленения трудового обслуживания производства по функциям, до того был поглощен этим аналитическим началом, что не только не развил свою доктрину в сторону агрегирования производства, но проделал плодотворную эволюцию как бы опять «назад», в сторону чистой технологии, перейдя от механики к химии (быстрорежущая сталь).
Но в то же время совершенно несомненно, что именно Тэйлору современная организация производства обязана началами научности. Эта научность заключается во внесении исследовательского метода как постоянно сопровождающей функции производственной деятельности. Он – бесспорный основатель науки об организации производства.
Наука эта все же до того молодая, что совершенно правомерно вставить вопрос: сложилась ли она и каковы ее основные характерные особенности? Есть ли у этой науки свой особый предмет?
Многим кажется, что научная организация производства и труда стала складываться в науку вместе с появлением (и благодаря им) таких дисциплин, как психотехника и физиология труда.
Мы склонны думать, что это не так. Поскольку и психотехника и физиология труда растут как замкнутые дисциплины, оторванные от организационных тенденций производства, они не только не обогащают, наше организационное познание производства, но даже создают нередко непроизводительные затраты научных сил и средств и создают научные иллюзии. Только такие тенденции, которые представлены, например, у проф. Заксенберга (Дрезден), тенденции исследования психических моментов, сопряженных с определенной формой произведена (цепная работа), обогащают организационную науку. Точно так же и физиологи, вступившие на этот путь, несомненно, идут в верном направлении.
Нам в ЦИТе пришлось в этом направлении пройти поучительный путь от попыток лабораторного ансамбля до трудовой клиники, где биологическое изучение располагается в рамках организационно‑производственного анализа и организационно‑производственных регистрации.
И перед нами стал вопрос: что же предрешает в науке об организации производства – биология ли предрешает производственную организацию или, наоборот, производственная организация диктует биологии ее проблемы и решения. Мы утверждаем, что именно не только проблемы, но и решения. Ведь в конце концов в науке о труде, в трудовой технологии наиболее важный вопрос – это соотношение между работой и отдыхом.
Но именно здесь‑то и приходится, как это ни странно, этот вопрос сопрягать (в соответствии с формами производства) с периодами (большими и малыми) объективного производственного процесса. «Решения» абсолютного не получается, но решение в форме распределения времен диктуется все же только цикличностью и функциональной перемещаемостью и ритмикой объективного производственного процесса. Огромное значение приобретают биологические противопоказатели труда, но никак нельзя все же, например, приходить к выводам о замедлении производственного процесса во имя отдыха данного индивидуального работника. Уж лучше увеличивать живые запасные резервы, чем замедлять производственные скорости. Обратное решение абсолютно противоречит самой идее технического и организационного прогресса.
Не подлежит никакому сомнению, что именно массовое и строго специальное производство было всегда источником для построения тех или иных положений для организационно‑производственной науки.
Так это вскрылось со всей убедительностью в XVIII веке, когда французские энциклопедисты зафиксировали в знаменитой «Энциклопедии» булавочную мануфактуру и дали формулировки принципа разделения труда.
Так это проявилось в XIX веке в период бурного развертывания текстильного машиностроения, в котором так резко проявилась тенденция множественности инструмента и уплотнения на базе одного объекта производства: волокна. Маркс как аналитик производства должен был признать текстильную промышленность «первообразованием машинной индустрии» и не только вслед за А. Смитом дал анализ мануфактуры, но дал богатейшее аналитическое изложение организации машинного производства. Маркс, в сущности, был первым, кто дал основные формулировки науки об организации производства со всеми ее важнейшими, тогда еще только обозначавшимися тенденциями (органические и гетерогенные типы мануфактуры, кооперативный и расчленяющий принцип, непрерывность, агрегатность, организационный автоматизм).
В дальнейшем прогресс создания науки об организации производства и труда был тесно связан уже с машиностроением как таковым и точным машиностроением .
Конец XIX века и первая четверть XX (и именно наши дни) ознаменовались развертыванием таких огромных масс в производстве машиностроения, что целый ряд технологов, виднейших ученых в области технической механики отдали свои силы изучению чисто организационных вопросов в производстве.
Мы еще живем в эти дни научного обогащения, и чрезвычайно трудно дать исчерпывающий генезис новейших организационных тенденций в производстве. Однако мы позволим себе попытку указать на один из мощных и, на наш взгляд, определяющих истоков организационной науки.
Мы имеем в виду военное производство, производство предметов военного снаряжения. Зачарованные идеями Форда, современные обозреватели в большинстве случаев связывают новейшие организационные тенденции в производстве с техническим прогрессом Америки как таковой. И Форд, конечно, – самый крупный феномен‑организатор, а фордизм – та идея, которая теперь жадно воспринимается на всех материках нашей планеты.
Но родина точного машиностроения, родина точного массового машиностроения – конечно, Европа. Это – военное производство наиболее милитаристических стран[4].
Английские, французские, германские и, упоминаем особо, шведские арсеналы – вот где создавалось медленное, проводимое в секретной тиши технических бюро, в инструментальных мастерских оружейных заводов развертывание массового, точного военно‑снаряжательного производства. А такие заводы, как Крупп, Крезо, Шкода, Леве и другие, по существу, и создали огромные армии развертывателей и организаторов производства. Вот их‑то и импортировала Америка в свою военную и штатскую промышленность; и наиболее символическая фигура из них – Иогансон, начальник шведского арсенала, теперь член правления компании «Форд‑мотор»[5].
Именно здесь‑то в военных заводах разрослись до необычайных размеров и до виртуозных пределов точности такие три оплодотворяющие производство мастерские: 1) инструментальная, 2) мастерская приспособлений и 3) мастерские лекал.
Именно здесь‑то во главе мастерских стоят несменяемые годы ученейшие специалисты часто с большими академическими именами[6].
Именно здесь‑то творится неопубликовываемая наука об организации производства. Тысячи докладов, миллионы чертежей, колоссальное количество производственных и контрольных эталонов ценятся гораздо выше, чем ученые диссертации на новейшие темы об «общих принципах» производства, в изобилии компилируемых профессорами и литераторами для «широкого круга читателей».
Вопрос о военном производстве настолько велик, что даже самое общее представление о нем нельзя дать в пределах статьи. Но укажем все же еще на некоторые интересные особенности, постепенно накладывающие свою печать на штатское производство. Это – производство точного машиностроения.
Наиболее знаменитые фирмы точного станкостроения в Европе и Америке возникли при арсеналах и заводах военного снаряжения и уж потом эмансипировались от них в самостоятельные предприятия и стали наводнять штатскую промышленность[7].
Не менее интересен, конечно, и факт проникновения специальной пиротехнической технологии в штатскую промышленность.
И вот этот изумительный симбиоз военной промышленности со штатской делает военную промышленность, по существу, истоком всех новейших реконструктивных тенденций в производстве.
Наряду с военной промышленностью и методологически непосредственной питаемой ею штатской мы должны обозначить еще целый ряд производств, являющихся базой и в то же время огромной лабораторией организации.
Текстильное производство – этот изумительный феномен массовости и специализации – не только давало питание науке об организации своим принципом крайнего машинизированного расчленения, но в силу той же специализации и массовости оно продемонстрировало в неимоверно высокой степени принцип уплотнения операций, а через него неизбежно дало функциональную форму работы.
Железнодорожное дело как производство, и вообще производственно‑транспортные организации (авиамагистрали, автотранспорт, морской и речной транспорт), интересно тем, что оно представляет из себя огромный производственный организм, не замкнутый в закрытых фабриках, заводах и вообще «помещениях», а открыто на необъятных тысячекилометровых расстояниях действующий машинный агрегат, работающий по принципу непрерывности, строгой синхронности и функционального разделения труда и управления.
Строительное дело, издавна бывшее сборочно‑массовым, на наших глазах усваивает мощные реконструктивные тенденции, поражающие своими скоростями, идущими за счет уменьшения массы и усовершенствования вещества, является открытой, доступной публичному обозрению организационной лабораторией. Организационная анатомичность производства здесь все более и более выступает со все поражающей четкостью.
Массовость в сочетании со специализацией является в дальнейшем всякого производства базой для раскрытия новейших организационных тенденций.
Таковы наиболее разительные: прокатное дело, электротехнические производства слабого тока, производства платья, обуви и головных уборов, пищевое дело, дело угольной добычи и проч.
Массовое производство на основе специализации, подгоняемое развитием точных и скоро работающих машин, является той базой, на основе которой только и можно познать законы организации и вскрыть грядущие организационные тенденции.
Попытки создания так называемой организационной науки вне связи с конкретными тенденциями машинизированного массового производства неминуемо обрекаются на неудачу. И именно потому, что все современное развитие организации производства идет не только по горизонтали (по цепи производства), но и по вертикали – путем функционального расчленения работы машин.
Развитие массового производства в последнее время поражает такими количествами продукции, к которым совершенно не было подготовлено сознание производственника XIX века.
Тысячные количества штук (или торговых единиц длины и веса) стали казаться для современного производственника анахронизмом. И дело идет уже не о таких мелких вещах с короткими обработочными периодами, как булавка, иголка, гвоздь, заклепка, – в миллионных и даже миллиардных количествах с одного предприятия выпускаются или могут выпускаться такие объекты, как железные листы, сортовое железо, чушки, скрепляющие механизмы, и громадное количество самых разнообразных изделий военного и штатского производства.
При таких потрясающих количествах и скоростях производства момент экспериментирования, графического учета, анализа и изучения становится не тем, что называется «наукой», вносимой в производственную «практику». Наука становится органической частью производства.
Особое значение исследовательски‑экспериментальный момент имеет в период развертывания производства. Машиностроительный завод, рассчитанный на миллионные и многомиллионные выпуски, развертывается в сроки до 2 и более лет (когда дело идет о новой модели), пока он не будет пущен как регулярно действующее предприятие. Машиностроительный завод для производства объекта, скажем, в 80 деталей требует для своего функционирования кроме оригинальных специальных станков примерно около тысячи номенклатур инструмента, столько же примерно номенклатур операционных приспособлений и, наконец, такое же примерно количество лекал. Именно этими материальными моментами выражается «установка производства».
Без точных измерений, без испытаний, без графиков, без испытательных станций, без контрольно‑калибровочных наблюдений нельзя развертывать производство, как нельзя в дальнейшем его и совершенствовать. Вот вся эта исследовательская работа в производстве, как это ясно видно из нашего изложения, состоит не в том, чтобы проводить приложение науки в технику, а – картина резко изменяется – в том, что научно‑исследовательская работа становится органической и притом оперативно‑обязательной (неизбежной) частью производства. Если можно так выразиться, наука становится не «прикладной», а именно вы‑ра‑жа‑ю‑щей производство.
С этой точки зрения не может быть проблемы о «внесении» НОТ (научная организация труда) в производство, нет проблемы «рационализации»; эти проблемы – не вопрос внешне привнесенной научной культуры в производство, а вопрос совершенно неизбежной внутренней эволюции современного производства.
Производство, преследуя определенные хозяйственные цели, в то же время своим огромным агрегатом представляет из себя грандиозную, оперативно нужную (работающую не по фаустовски‑ремесленному вдохновению) экспериментальную лабораторию.
Нас, однако, подстерегает вопрос со стороны, так сказать, профессиональных экспериментаторов‑лаборантов: а где же нарочный, углубленный лабораторный эксперимент чисто изыскательного характера?
Мы считаем, что эта проблема углубленного эксперимента находит себе почву именно в представленной нами выше концепции.
Углубленный чисто изыскательный эксперимент ведь представляет из себя отдифференцированную частную операцию от сложного комплекса оперативно идущего эксперимента. И на производстве он найдет и больше организационных возможностей, чем в университетской лаборатории, и несравненно более богатые инструментальные возможности.
Нечего и говорить, конечно, что объектом этих экспериментальных исследований становятся не только мертвые объекты производства (сырье, полуфабрикат, продукция, инструмент, машины, механизмы, операции, функции), а и сам живой субъект производства – работник. Трудовую клинику в ЦИТе мы не считаем специфической принадлежностью научно‑изыскательного института, мы представляем возможность ее организации в любом предприятии массового производства.
Это феноменальное развитие контрольных и вытекающих из них исследовательских работ в производстве и сообщает этому последнему характер научно‑организованного.
Вот именно эта черта оперативного онаучивания производства выводит значение научности в производстве за рамки создания лишь какой‑то особой новой дисциплины – научной организации производства. Дело идет о новой культуре науки, о крушении ремесленно‑университетских методов[8] в науке, о создании научно‑организованной, строго оперативной, научно‑исследовательской работы[9].
Но в данном случае мы пока ответим на один узкий вопрос: обеспечена ли экспериментальная сторона в науке об организации производства? Она обеспечена, если можно так выразиться, с избытком.
И для огромной армии этих оперативно работающих исследователей, конечно, не столько важна экспериментальная база их работы – она обеспечена, – сколько методологическая, т. е. проблема группировок и анализа экспериментального материала.
Итак, можно считать установленным, что новейшие формы организации производства и экспериментализм являются сторонами одной и той же медали, можно считать установленным, что задача экспериментального обогащения производства разрешается эволюцией самого производства, а отнюдь не гениальной инициативой изобретателей рационализации. Это последнее было бы слишком провинциальным представлением о современном развитом производстве.
При таком положении чрезвычайно важно, конечно, предостеречь всех работников в области организации производства и труда от переоценки самостоятельной лабораторной работы, поскольку экспериментализм и лабораторность становятся неотъемлемой функцией самого производства.
Очевидно, гораздо настоятельнее встает вопрос о тех методологических посылках, которые помогли бы организовать рассмотрение, расположение и обработку этого безостановочно поставляемого экспериментального материала.
Это значит, что на первый план выдвигаются проблемы:
1) строгих научных определений основных составляющих организации производственного процесса;
2) определений составляющих трудового процесса;
3) установления законов и стандартов анатомизации производственного процесса;
4) аналитических законов производства, т.е. организационных тенденций по раскалыванию производственного процесса на отграниченные акты;
5) синтетических законов, т. е. тенденций по непосредственному связыванию и сложной композиции этих актов в организационные агрегаты;
6) на основе всего этого, а в известной части и как общее предрешение – проблемы форм производства как в их генезисе, так и в монографическом описании.
Проецируя от этих проблем, можно трактовать и такие проблемы, которые можно назвать трудоведением в производстве, и главнейшие из этих проблем:
1) трудовая типология в соответствии с производственными формами[10];
2) установка работника в соответствии с этими формами и, наконец;
3) формирование (воспитание) работника – опять‑таки в соответствии с этими формами.
В каком же состоянии находится наука об организации производства и труда в свете фиксированных выше проблем?
Надо совершенно определенно сказать, что эта наука находится еще в самой начальной стадии формирования.
Начнем с определений.
Безусловно, зрелость какой‑либо науки можно установить наличностью известного количества основных определений.
Всякий, просматривающий печатные труды по вопросам организации производства (будет ли это журнальная статья или большой том «системы» или «теории»), поразится или скудостью или даже полным отсутствием этих определений.
Даже нет определений таких понятий, как организация, четкого разграничения организации производства от организации труда, не говоря уже о понятиях «операция», «прием»; чрезвычайно популярный термин «стандартизация» то отождествляется с нормализацией, то понимается как типизация. Недаром в заграничной прессе был поднят вопрос о конкурсе на определение такого архипопулярного термина, как «рационализация».
Нечего и говорить, что в более сложных областях композиции науки, чем проблема первоначальных определений, дело обстоит еще печальнее.
Формулировка и развитие аналитических и синтетических законов производства заменяются чисто хроникальными описаниями.
Такой популярный вопрос, как «реконструкция производства», оказался у нас, например, как это ни странно, совершенно не освещенным со стороны органов, ведающих этой реконструкцией.
Что же касается ответственных формулировок в отношении самих производственных форм, то это наименее любимая и наименее популярная тема для исследователей.
Зарубежная литература в этом отношении тоже не открывает каких‑либо радостных горизонтов.
Характерно, что в немецком сборнике, посвященном непрерывному потоку (комиссии при германском союзе инженеров), мы нашли только одну страничку с попытками определения таких элементарных понятий, как «операция»…
Вместе с тем никак нельзя пожаловаться на количественную скудость литературы по организации производства. Мало того, все растет количество книг и попыток, имеющих характер «систем», «принципов» и «теорий». Конечно, спрос рождает предложение…
Но необходимо установить, что эти попытки без предварительной аналитической и экспериментально‑производственной культуры обречены на неудачу.
Только продолжительная работа над частными аналитическими проблемами, только освоение со всем многообъемным экспериментализмом новейшего производства является достаточной гарантией успеха в деле создания основ науки об организации производства.
Гарантией цельности построения науки здесь явится не столько желание сообщить формальнологическую последовательность изложению, сколько непрерывное обращение к единому конкретному источнику – экспериментально проводимому (без анонсирования этого эксперимента как «научного») наиболее развитому современному производству.
Публ. по: Гастев А.К. Как надо работать. 2‑е изд. М., 1972.
[1] См. в связи с этим у Маркса «Капитал», т. 1, ГИЗ, 1920, стр. 487 (Прим. авт.).
[2] Литературная формулировка фордовских принципов, многих поражающая своей примитивностью, отступает на задний план перед умопомрачительной материальной демонстрацией синтетического принципа, так победоносно в течение какого‑нибудь десятилетия пронесшегося по всему земному шару. У Тэйлора в этом отношении положение было обратное: научно‑литературное значение его трудов неизмеримо выше тэйлоровских реализаций (Прим. авт.).
[3] См. в этом отношении неоднократно приводившиеся нами цитаты из Маркса об агрегатности, гармонии, непрерывности и автоматичности производственной организации; см. стр. 336, 339, 356, 372 т. 1 «Капитала» (Прим. авт.).
[4] До мировой войны Америка незнакома была ни с масштабами, ни с точностями, ни с организацией массового военного снаряжения. См. в этом отношении свидетельство такого знатока военного производства, как Маниковский (Прим. авт.).
[5] Знаменитый «Корабль мира» Форда, ездивший в Европу, привез в Америку европейского лидера военной техники Иогансона. Это недурная демонстрация оплодотворения штатской промышленности военно‑технической организацией (Прим. авт.).
[6] При последнем нашем посещении одного из крупнейших европейских заводов военного снаряжения мы видели, как во главе инструментальной мастерской был поставлен виднейший европейский специалист – профессор по резанию металла (Прим. авт.).
[7] Нечто аналогичное, но уже в крупнейшем масштабе, произошло у Форда; массовое производство автомобилей вызвало у Форда уже строительство точных машин‑орудий (Прим. авт.).
[8] Мастера научного цеха (профессора) с их подмастерьем (доценты) и их индивидуально‑ремесленными учениками (аспиранты) – это, конечно, все представители домашнего ремесла в науке в сравнении с той огромной армией растущих анонимов‑исследователей в производстве – операторов и функционеров в научном производстве (Прим. авт.).
[9] Неизбежная тавтология (Прим. авт.).
[10] Трактовка рабочих типов, исходящая из анатомического, физиологического статуса или из психологического индивидуального профиля, более сродни ремеслу, чем новейшим производственным формам (Прим. авт.).